Крест на башне - Страница 89

Дальше события шли по нарастающей. В 11.15 капитан морской пехоты Браун доложил старпому авианосца, что его люди отказываются выполнять приказ. Поведать, что конкретно происходило на борту «Лайона» в течение следующего получаса, автор брошюры не пожелал, отговорившись путанностью и разноречивостью свидетельств. Однако можно достоверно констатировать тот факт, что, несмотря на ставшее уже расхожим штампом: «выстрелы на „Бирмингеме“, – первые выстрелы прозвучали именно на авианосце. Жертвами их стали командир „Лайона“, старший помощник, четверо других офицеров и девятнадцать матросов – на мой дилетантский в данной области взгляд сравнительно небольшие потери для захвата корабля с более чем двухтысячным экипажем. Правда, автор ничего не сказал про раненых…

В 12.05 четыре катера «Лайона» пришвартовались к «Бирмингему». Сорок минут спустя радиорубка крейсера начала транслировать знаменитое: «Всем! Всем! Всем!»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Бои под Миллерово были самыми тяжелыми на моей памяти. Так плохо не было даже под Самбором и Гомелем.

«Творчески осмыслив» результат первой высадки, командование корпуса в этот раз приняло решение не дробить бригаду на отдельные «батальонные зоны».

Вместо этого нам был придан 2-й штурмовой полк и выделен единый плацдарм. Небольшой – десять километров в самом широком месте. Но в это овальное пятно на карте попадали и железная дорога от Кантемировки, вдоль которой отступала 19-я дивизия РевЮгСовета под командованием бывшего штабс-капитана Николенко, и шоссе на станицу Боковскую, по которому драпала 5-я танковая армия, ею верховодил, если верить слухам, некий товарищ Алин. Помнится, в одной из давешних московских газет была о нем небольшая статейка: приходской священник, лишенный сана за несовместимую с оным агитацию, первоначально был назначен в помянутую армию политруком, однако уже через месяц после его назначения прежний командир и большинство офицеров его штаба отправились «в гости к генералу Пестрякову». Ну-ну…

Чуть меньше двух тысяч человек против почти двадцати, десяток легких танков против полутора сотен машин… и «Скифы». Ударные турбокоптеры были единственным козырем, который мы могли надеяться противопоставить идущей на нас армаде. Но вот только сумеет ли он побить все, что выложат на стол синие…

Еще у нас было почти два дня форы – мы начали высаживаться на рассвете 17-го, тогда как авангарды синих замаячили перед нашим фронтом лишь к вечеру 18-го. Время это, разумеется, не прошло для нас даром. Особенно для спины и рук, ибо от участия в земляных работах были освобождены только оставшиеся в строю легкораненые. Комбат орудовал совковой лопатой наравне с нижними чинами.

Итогом наших усилий стали две линии траншей полного профиля, исполненные по всем правилам современной полевой фортификации, плюс еще одна впереди, – куда более мелкая, но также куда более заметная, долженствующая послужить приглашением для синих артиллеристов. Плюс… еще кое-что…

Наверное, будь у нас чуть больше времени, мы отрыли бы даже противотанковый ров, но, увы, как раз времени история нам и не отвела. Посему пришлось ограничиться «засевом» дороги и прилегающей к ней части поля на четыре сотни метров в обе стороны деревянными ящичками, более известными под аббревиатурой ПТМ-Д, – шесть килограммов суррогатной взрывчатки и откровенно поганая привычка из-за гниения древесины превращаться из противотанковой в противопехотную.

Радовало по крайней мере, что не приходилось ожидать удара в спину —немногочисленный гарнизон Миллерово ретировался прочь, едва прознав о нашем появлении. Проделан был сей маневр столь быстро, что за синими не успел увязаться даже их собственный выборсовет – высланный комбригом дозор застал оный в почти полном составе… развешанным на фонарных столбах напротив «социализированного» ими купеческого особняка. Тела же менее значительных соц-нациков, а также тех, кого разгоряченная толпа причисляла к «пособникам», попросту валялись на мостовой, и с каждым часом их становилось все больше. К вечеру в городе шел уже форменный бой между казачьими и рабочими кварталами, со всеми сопутствующими «прелестями»…

Передовые части синих, как я уже отметил, подошли к нам вечером 18-го. Неожиданностью наше присутствие для них, к сожалению, не стало, хотя именно в надежде на него комбриг запретил преждевременные, по его мнению, вылеты «Скифов». Мечты, мечты, мечты… в итоге соц-нацики получили возможность организованно подтянуться и даже более-менее обозначить на своих картах занимаемый нами участок. Их мотодозоры весьма грамотно, не ввязываясь в серьезный бой, учинили несколько вялых перестрелок и отошли к своим главным силам, потеряв, кажется, всего лишь две машины – одну на минах, второй же броневик поделили, после длительных препирательств, пускачи и экипаж одного из «кенгуру».

Атака началась на рассвете 19-го. Ровно в 6.50 на наши окопы обрушился огненный шквал. Боезапас господа-товарищи, очевидно, решили не экономить, предпочтя разменять продолжительность обстрела на его мощь. Стреляло все, что стреляет: минометы, ракетные установки, гаубицы… к счастью, они все же приняли наше любезное приглашение в виде «демонстративной» траншеи и большую часть двадцатиминутного огневого налета уделили именно ей. Зрелище весьма устрашающее. Вдобавок, среди прочих, товарищи соц-нацики использовали снаряды с зажигательной начинкой, отчего несчастная траншея окончательно приобрела сходство с кратером Везувия: дым, пелена даже не пыли, а черного, жирного пепла, огненные потоки… все, что и полагается уважающему себя филиалу преисподней.