Хрен разберешь!
Упал макушкой обратно на подушку, лежу, звезды на потолке изучаю… они там «колесо» построили, прямо как штурмовики над целью.
– Ты как?
Она еще спрашивает!
– Я, – черт, язык еле между зубами ворочается, – п-просто з-замечательно. Только вот относительно месторасположения не уверен – то ли на земле еще грешной, то ли в раю, в очереди за арфой.
– Есть, – лукаво улыбнулась она, – хороший способ проверить.
– Это какой же?
– Согрешить…
– Ах ты…
И все закрутилось вновь, но на этот раз мы уже знали друг друга чуть лучше и торопились чуть меньше… и потому все получилось глубже, острее, чем в первый раз…
Один момент только был… когда я по дурости своей обычной едва все не испортил.
– Стась, а т-ты-ы что, все-таки м-маркиза-а-а?
Не знаю, как это у нее получилось, но глаза удивленные я увидел.
– Просто, – забормотал, оправдываясь, – думал, только француженки…
– А так?
Ответить я не мог – занят был.
Мы вновь сплелись, слились, там, где было двое, стало один… одно… и ничто, никакая сила в мире не смогла бы сейчас разъединить нас… ну, разве что меныновцы на штурм особняка бы пошли!
Мой бог, думаю, клянусь тебе, что, как только отыщу храм твой недобомбленный, пусть и православный, ну тебе-то на все эти людские заморочки плевать, ты все равно для всех един, поставлю самую большую свечу, которая только в этом храме найдется. За то, что позволил мне познать это, не забрал в царство твое до срока, как тысячи, десятки, сотни тысяч таких же, как я, Эрихов, Фрицев, Михелей… Иванов, Сэмов, Пьеров. Всех, кто потерял жизнь свою, так и не познав то, единственное, ради чего жить стоит!
Было оно – потрясающе! В жизни еще никогда ничего и близко подобного не испытывал.
Только война – неподходящая все же обстановка для такого расслабления. А я – поплыл, размяк… за что и поплатился почти сразу же.
Стекол в окнах, само собой, не было. Я прикинул – сам в темном, на фоне темной же комнаты, хрен меня кто с улицы углядит! Натянул майку, ее больше по привычке, рубашку, в брюки влез и шагнул к проему – насладиться, так сказать, открывающимся видом, воздуха свежего глотнуть.
А полминуты спустя меня за правое плечо несильно дернуло.
Звук на удивление слабый был. Не нормальный винтовочный «бух», а приглушенное такое «паф-ф». Если бы вспышку в угловом окне на той стороне улицы не засек, может, и сообразил бы не сразу.
Подхватил со стула «бергманн», вскинул и влепил в это оконце очередь, щедро, на полрожка, щепки от подоконника так и брызнули. И только когда спуск отпустил, чувствую – больно!
Тут дверь в спальню распахнулась, и в нее, что в твой кошмарный сон, ввалился Михеев, уже с какой-то пузатой бутылкой в лапе.
– Шо стряслось, командир?
– Да так, ничего особенного. Снайпер меня подстрелил.
Стаська, что на кровати в покрывало куталась, странный какой-то звук издала. Михеев на нее оглянулся коротко – и снова на меня. Похоже, не удивился он нисколечки – а что, дело житейское. Вот ранение у командира – это другое, из-за него последствия могут проистечь самые разнообразные.
Над соседним кварталом как раз осветительную подвесили. Я глаза скосил – ну да, на плече, ближе к шее, аккуратная дырочка и вокруг нее рубашка влажно отблескивает.
Странно… на такой дистанции – меньше сотни метров, – меня винтовочная пуля три раза должна была насквозь прошить. Или, если б дум-дум попался, все плечо к свиньям собачьим разворотить!
– Михалыч, – я повернулся к нему спиной, – глянь, выходное имеется?
– Не, – мехвод, похоже, не меньше меня удивился.
Что за хрень, думаю, не из пистолета же по мне пальнули? Да и то… отверстие от пули совсем уж какое-то маленькое, даже на обычные русские «три линии» не тянет.
Попробовал руку поднять, прочувствовать хоть примерно, где эта зараза во мне засела – и тут меня так замечательно скрутило… только и сумел, что через стиснутые зубы: – scheisse! – выдохнуть.
Доплелся кое-как до кровати, сел…
– Михалыч, – не разжимая зубов, прошипел я, – давай этого… змея…
– Не надо!
Алексей едва успел к дверям развернуться – замер и на Стаську с удивлением уставился.
– Не надо этого коновала звать. Сама все сделаю. – Я даже улыбнуться сумел.
– Ты что, все это время диплом докторский за подкладкой таскала?
– Не твое дело!
Сказала – как люк захлопнула. Я так и остался сидеть опешивший, а она спокойно к Михееву развернулась и командовать начала.
– Мне потребуются: бинты, горячая вода, свеча…
– …скальпель, спирт, спирт, огурец! – закончил я. – Стаська, не дури!
Как она на меня посмотрела!
Секунды три я этот взгляд выдерживал, не больше. Сдался.
– Стась… ты серьезно?
– Да.
– Ясно. Значит так. Михеич, ты без подмоги этот шкаф, – кивнул на хоромину у стены, – сдвинуть сможешь?
– Попробую…
– Пробовать не надо, лучше Севшина позови. Задвинете его к окну… подоконник в комнату не выступает, так что станет заподлицо. Потом… как у нас с водой?
– Хреново. Совсем.
– Тогда… чего у тебя там в бутылке?
– Ром… прости, командир, сразу не сообразил… на, глотни.
Взялся здоровой рукой, присосался к горлышку, сделал глоток… и глаза у меня, как у рака, на стебельках чуть наружу не полезли. Ну ни хрена ж себе до чего штука забористая!
– Шо, здорово? Это я бар хозяина раскурочил.
– Не слабо, – кивнул я и осторожно опустил бутыль на пол. – Сгодится… для дезинфекции.
Алексей только вздохнул тоскливо.
– Еще чего?
– Аптечку нашу. И одолжи у грязедавов пару таблеток для костра.