– Я—Котенок-1, – шепотом отчего-то начал, словно те, в авровском панцере, услышать меня могли, – цель на двух часах от меня, перемещается вправо. Цель – «муромец», повторяю, это «муромец», дистанция тысяча, тысяча сто.
– Понял тебя, Котенок-1, – отозвался «обер Мойша». – Котенок-3, доложите ваше место?
– Я – Котенок-3, подходим к краю рощи. – Меня как током дернуло.
– Михель, осторожно! – заорал я в переговорник. – Он в вашу сторону разворачивается.
– Котенок-1, Котенок-7, – немедленно среагировал комроты. – Беглый огонь.
Ну вот, думаю, один «седьмой» от второго взвода остался.
Эх, «дудку» бы мне сюда, «дудку»! Ракетой я бы его достал!
– Красноголовым, – скомандовал вполголоса, – заряжай… наводчик, ты его держишь?
– Да.
– Огонь!
Севшин не подкачал – влепил точно в борт. «Муромец» замер и начал в нашу сторону башню разворачивать.
– Подкалиберным… заряжай! Прицел прежний… огонь!
И опять попали… только всего результата – сноп искр от башенной брони.
– Михеич… приготовься.
Еще один сноп искр полыхнул, даже больше предыдущего – кто-то из моих «котят» бронебойным влепил.
Вот сейчас, прикидываю, вот он башню доразвернул… уточнил прицел… к спуску потянулся…
– Вперед!
На полсекунды я их выстрел опередил, может, даже меньше – впритирку трасса прошла.
– Котенок-1, Котенок-7, – снова Розенбаум в наушниках прорезался. – Прекратить огонь.
Я начал рот открывать – и в этот момент из рощи позади «муромца» вывернулся третий взвод и, – в упор! – первым же залпом зажег его, словно свечу рождественскую.
Потом уже, после боя, меня здорово прихватило. Сигарету пытался достать – разорвал пачку, рассыпал все к свиньям собачьим. Минут пять по траве ползал, собирал. Руки – ни к черту… в смысле, нервы ни к черту стали.
Давно уже такого со мной не было.
С другой стороны, думаю, если прикинуть – год Развала, а до того: переформирование, переучивание. Опять же, батальон «мамонтов», это вам не просто «в каждой бочке затычка» – главный ударный кулак полка прорыва. Соответственно, прорыв, к которому нас припасали, отменился из-за Развала у русских – чего, мол, дергаться, если эти полудурки разагитированные и так не сегодня-завтра позиции бросят, да разбегутся! Потом в самом фатерлянде грянуло… ну да, выходит, давненько уже я вот так запросто костлявой в лицо не смотрел. Подзабыл… ощущение.
А ведь если вдуматься – я ведь кроме войны ничего-то толком не знаю и не умею. Весь рабочий стаж – полгода в мастерских, перед училищем. Спрашивается – кому в мирной жизни может башнер пригодиться? Или даже командир взвода? То-то и оно.
Хотя… черт сейчас разберет, кому и чего потребоваться может? И когда бардак этот вселенский закончится. И чем. Пока что войне этой конца-края не видно. Сначала «цивилизованно» воевали, империя на империю, теперь по-простому – банда на банду. Я, конечно, пророк так себе, но кажется порой – с учетом всеобщей разрухи, остановки фабрик-заводов и прочих революционных прелестей! – что еще через пару лет будем племя на племя драться, причем винтовки пользовать в качестве дубинок, ввиду тотального отсутствия боезапаса.
В общем, клещи мы замкнули. Классически, так сказать. Вечером вышли к развилке, где уже наша батарея пускачей развернулась, из 25-й. Чуть позже подтянулись парни Зиберта, а еще минут двадцать спустя на пыльном мятом «лягушонке» подскакал – я вначале глазам своим не поверил! – самый натуральный корреспондент, жаждавший непременно запечатлеть «исторический момент единения». Сливание в экстазе… Donnerwetter!
Он даже попытался самого Вольфа выдернуть сюда, но майор его послал – далеко и надолго, судя по тому, с какой покрасневшей рожей этот тип из штабного броневика выпал. Впрочем, помидор он изображал минуты две, не больше, отловил Зиберта и Розенбаума, заставил их поставить свои машины друг против друга и заснял-таки вожделенный кадр с пожатием рук братьями по оружию. Что на обеих машинах будут тактические значки одной части четко видны, ему, похоже, как говорят русские, было глубоко по барабану.
Наша рота вдоль кромки леса заняла позицию с расчетом «работать» во фланг тем, кто, ломанувшись по шоссе, на пускачи напорется. «Обер Мойша» разрешил не закапываться. Кустарник был густой, да и потом, ежу было понятно, что здесь мы долго не задержимся: что это за кольцо окружения, через которое курица с полпинка перелетит?
Меня, признаюсь, наступающая ночь слегка подергивала – наши fusslatscher как отстали с полудня, так и продолжали путаться где-то позади.
А рота тяжелых панцеров в поле – это, конечно, сила, но если ихние бронебойщики сумеют к нам на выстрел подобраться… особенно с борта или кормы… будет полыхать в русской ночи десять веселых костров.
Ротного, впрочем, этот вопрос тоже дергал: только мы в своем кустарнике более-менее устроились и ветками обросли, он взводных к себе вызвал. Распределил сектора ответственности, места для секрет-постов указал… вот только не сказал, из какого кармана людей на это дело вытащить. Тоже ведь – личный состав по периметру распихать проще простого. Как русские говорят, дурное дело – не хитрое. Только после дневного боя… позасыпают все под утро, как ни накручивай. А если не под утро, то завтра за пушкой или за рычагами.
В общем, я так решил: устрою на двух своих секрет-постах нормальную пересменку, а остальные пусть себе храпят. Ну а если что…
Обошлось. Никакие возрожденцы в эту ночь по шоссе не поперли. И на рассвете тоже.
Часам к одиннадцати другие наши части подтягиваться начали. Моторазведка… потом в низинке справа гаубичная батарея развернулась. Ближе к полудню со стороны 25-й панцеры подползли, и сразу – по взводу в обе стороны. А еще чуть погодя – нам приказ: сняться с позиции и сосредоточиться в лесу у деревни… у деревни… черт, не запомнили ту деревню, запомнил только, что больно уж невыговариваемое название у нее было. Где-то между Сергеевкой и Красавчиком, короче говоря. Оперативным резервом на случай необходимости парирования прорыва. Значит – уже не колечко жалкое, на живую нитку, а полноценное кольцо замкнули.